В конце 80-х – начале 90-х годов Лиллеван активно изучал политику, кинематограф и теорию кино, писал сценарии и был заметной фигурой в кинематографическом и анимационном сообществе, но в результате разочаровался в самой идее пересказывания одних и тех же историй и отсутствием интриги в мире кино. Он на время ушел из кинематографа и, воодушевленный притоком художников из Восточной Европы после падения Берлинской стены, работал в клубах в Берлине. Вскоре новые впечатления, а также появление доступных технологий, побудили его вернуться в мир кинематографа. Но на этот раз он пришел с новой концепцией и мотивацией, решив создавать движущиеся образы, которых, по его мнению, не хватает в кино, мире искусства и поп-культуре.
С середины 90-х годов Лиллеван исследует в основном те аспекты кино, которые не являются по своей сути повествовательными. Результатом стало создание полностью абстрактных работ, коллажей, исследующих историю кино, а также интерактивных произведений для танцевальных коллективов и многого другого. Часто акцент в его творчестве сделан на музыкальности движущихся образов, что делает их самостоятельным инструментом в отличие от аккомпанемента. Интенсивность и фактура изображения становятся более важными, чем повествование и персонажи. Исследуется взаимодействие между элементами изображения и зрительным восприятием аудитории, между глазами, разумом и душой. Главный интерес для него представляет мир медиа-археологии, и в то же время под сомнение ставятся привычки зрителя и создание манипулятивных изображений.
Лиллеван реконтекстуализирует, комбинирует и политизирует существующие изображения и фрагменты кино. «Эстетика изображения заключается не в его красоте, плотности и полноте, а в его понятности и возможностях». Визуальный ряд становится коммуникативным средством, взаимодействующим с музыкой. Подборка изображений может либо поддерживать звук, либо работать против него, а целью является достижение диалога. Помехи и разорванность образов представляется центральным драматургическим элементом в творчестве. Некоторым фильмам не нужен саундтрек, изображения сами создают музыку и погружают зрителя в психологически визуальную композицию.
Для Лиллевана рабочий процесс проходит в поиске отношений между изображением, его интенсивностью и фактурой, подобном тому, который характерен для Жана-Люка Годара.
«Я всегда стремлюсь проводить натурный эксперимент, рискуя успехом, чем реализовывать хорошо проверенную концепцию. Импровизация – это главный принцип работы. Никогда нельзя останавливаться на известных средствах презентации». Лиллеван рассматривает свою работу как многоуровневый процесс, дающий каждому зрителю возможность сосредоточиться на различных деталях и моментах. Человеческое восприятие остается последним интерактивным элементом живой видеокомпозиции, возвращая изображениям их первоначальную двусмысленность, уводя от императивной природы традиционного монтажа, ставя неразрешимые задачи для нового программного обеспечения и создавая новые и неожиданные отношения между несвязанными изображениями.